Имя: Третьяк.
Клан: Тореадор, линия крови: Тиресиец.
Поколение: 9.
Год рождения: 1902.
Становление: 1921.
Сир: Gustavo Adolfo Dominguez Renuncia.

Родился в Москве, в семье русской аристократии. С детства отличался непослушанием. Неоднократно был пойман подгладывающим за своей няней воспитателем. Рано проявил склонность к поэзии. Хотя по округе и имели популярность его издевательские стишки про именитых соседей, в найденных позднее дневники были лишены пахабства, напротив их полнила лирика. Позднее примкнул к кружку поэтов-символистов. Культура декаденса казалась ему манящей, но её воплощение - не достаточно чувственным и откровенным. Октябрьскую революцию пережил случайно. Отец, заранее прознавший о грядущих погромах, хотел выслать детей и жену за границу, однако Третьяк, имевший незадолго до этого конфликт с матерью, покинул Москву и отправился "развлечься с простодушными селянами и селянками". Сменившийся фон страны оказал благотворное влияние на творчество молодого поэта, символизм его словооборотов принимает новые, порой нелепые обороты, однако, ему нет дела до тех, кто слишком ленив для пристального взгляда. Третьяк весело смеялся над собственными стихами, когда люди в пивной от души радовались, увидя рифмованную ругань и неприличные сцены, хвалили его. Он же в ответ писал о них, "восхваляя и превознося" проницательность их и ум.
Но даже народность его поэзии не могли долго оберегать его, и он бежал из столицы. В кабаке близ Тулы повстречал немолодого Густаво. Стать и манеры собеседника завораживали, кругозор казался бесконечным, изголодавшийся Третьяк, отбросив маску лицемерной погани проговорил с ним всю ночь, после чего, на утро запершись в невесть как добытой Густаво коморке, устроили поэтический утренник, на благо, обоим им, хоть и ограниченно, был знакомы языки друг друга. Хоть это и не требовалось...

Третьяк много ночей провёл, раздумывая, какого чёрта он не поехал за границу, повидал бы тогда огни Парижа, отражённые на бесстыдных лицах его куртизанок, в попытке поднять уровень океана, облегчился бы в каналы Венеции, слушая песни гонольеров. Слушал бы стихи бродячих поэтов Гамбурга, любуясь закатами... При свечай читал бы своим старшим братьям новое посвящение прекрасной княгине, увиденной в грязной девке... Не увидеть впредь и не выехать. Граница отныне закрыта, а мир погрузился во тьму...